Мертвая петля - Страница 45

Арсений неслышно подошёл к двери и через щель опущенных портьер оглядел соседнюю комнату. Прямо, против него, развалясь в кресле, сидела мачеха и хохотала во всё горло, а какой-то щеголевато одетый господин, резкого еврейского типа, стоял к нему спиной и что-то делал; но чем он был занят, Арсений разглядеть не мог.

– Не торопитесь, Коган, делайте всё по порядку, – ехидно сказала в эту минуту Зинаида Моисеевна. – Дражайший князенька, если вообще и вернётся со своей «освободительной» прогулки, то не так-то скоро…

– Ах, да! Я слыхал от Апельзафта, что он осужден комитетом на смерть.

– Именно. Да и прекрасная Ninon уже более не опасна. Теперь – три часа, и она стала госпожой Аронштейн. Ха-ха-ха! Воображаю изумление семьи. Старая обезьяна, которая подохла со злости из-за женитьбы князя на мне, может теперь грызть траву на своей могиле.

– Да, Енох выкинул прямо гениальную штуку с этой свадьбой. Но как он не боится, что барышня подымет скандал впоследствии?

– Это безопасно вполне. Жизнь Арсения служит порукой её молчания; а я ещё добавлю, что она нас обманула и, по страстной любви к Еноху, венчалась тайно, ввиду того, что отец никогда не согласился бы на подобный брак. Пусть-ка она докажет, что без задней мысли поехала сегодня в свой склад, помещающийся как раз в коммерческом училище, и что мы воспользовались сумятицей и потащили её тут же в церковь, где всё было готово для венчания. Ха-ха-ха! И княгиня покатилась со смеху.

Арсений пошатнулся, прислонился к дверному косяку и замер; гнев и отчаянье душили его. Тяжело было то, что он только что слышал. Отец приговорён к смерти, а сестра попала в ловко расставленную западню. Бедная Нина! Арсений сжал кулаки, и его минутное оцепенение сменилось приливом бешеной ярости. Откинув портьеру, он влетел в комнату и остановился как вкопанный. Он увидал, что большой образ Божией Матери, в золотой, осыпанной каменьями ризе, был снят и поставлен на стул. Более трехсот лет эта святыня находилась в семье. Сверкавшие в венце бриллианты и изумруды и застёжка с громадным рубином, обделанным жемчугом, представляли громадную ценность. Нагнувшись над образом, еврей перочинным ножом выковыривал камни и собирал их в стоявшую рядом полоскательную чашку. В ту минуту, как влетел Арсений, он кинул в чашку последнюю жемчужину и отпихнул ногой образ.

– Ну вот, идол освобожден от украшений. Будем пашматреть, станут ли они его так горячо почитать без убора.

На Арсения, набожного и верующего, подобное святотатство произвело ужасающее впечатление. Кровь бросилась ему в голову, в глазах заходили кровавые круги, и он выхватил из кармана револьвер. В эту минуту его заметила Зинаида Моисеевна. Увидя искажённое злобой до неузнаваемости лицо Арсения, налитые кровью глаза и поднятое в руке оружие, она закричала и вскочила на ноги. Но было поздно. Прогремел выстрел, и Коган развёл руками и ничком повалился на ковёр, не вскрикнув.

– Как ты смеешь, убийца!..

Княгиня яростно набросилась на него; но почти в ту же минуту мертвенно побледнела и попятилась. Никогда ещё до сих пор не видала она такого взгляда в глазах Арсения.

– Гадина!.. Змея, пригретая под нашим кровом!

– Сказывай, что вы сделали с Ниной? – прошипел он, схватывая и чуть не ломая руки мачехи. Княгиня вскрикнула и старалась от него вырваться.

– Сумасшедший!.. Оставь меня! Теперь Нина – законная жена Аронштейна, и вся ваша злоба, гои проклятые, ровно ничего не изменит… А ты, убийца, спасайся, если не хочешь кончить жизнь на виселице.

Но она не рассчитала силу неосторожно вырвавшегося у неё слова, особенно при том настроении, в котором находился Арсений; а тот действительно обезумел, ослепленный отчаянием и яростью.

– Тем лучше, коли я умру; а сперва сдохни ты, горе и позор нашей семьи. Своей смертью я освобожу своих, – с пеной у рта заревел он. И, отшвырнув револьвер, он обеими руками схватил мачеху за горло. Зинаида отчаянно отбивалась, но силы Арсения словно удвоились, и пальцы его, как клещами, давили её горло. Кровавый туман застилал ему глаза, и он не видел искажённого судорогой лица умиравшей еврейки. Лишь когда прервались последние хрипы и члены её безжизненно вытянулись, он выпустил её из рук и как бы равнодушно глядел на посиневшее лицо валявшегося у его ног трупа.

Прокофий с Василисой онемели от ужаса, глядя на эту сцену. Но заметив, что князь пошатнулся, старик бросился поддержать его и усадил на ближайшее кресло, затем он намочил полотенце и обтёр ему лицо. Арсений же ничего как будто не видел, не слышал и неподвижно лежал, откинув голову на спинку кресла.

– Господи, помилуй и помози! Пресвятая Владычица, не остави нас грешных, – шептала Василиса.

Она бросилась запирать все выходы, а затем вернулась в спальню.

– Что сделать-то теперь, Прокофьюшка, чтобы никто не подумал, что он её прикончил, – шепнула она, схватывая за руку камердинера.

– Верно ты говоришь. Следовает сей же час что сделать, пока князюшка в себя не пришёл, – решительно ответил Прокофий и задумался.

– А вот что. Первое дело, надо убрать жидовку-то, – сказал он затем. – Мы её сволокём по коридору, через ванную в гардеробную, а оттуда спустим тело в сад, который истоптали да исковеркали хулиганы. А опосля того, я сойду и оттащу её ещё дальше. Давай живей её шляпу и манто; вот они на диване лежат.

Говоря так, он стащил с пальцев покойной кольца, браслеты с рук и серьги из ушей. Затем они с Василисой надели шляпу с накидкой и сволокли труп в уборную, откуда опустили его на веревке в сад, а сбежавший вниз Прокофий оттащил тело дальше и бросил в густой кустарник.